Мамаша кураж и ее дети сокращенно. Cочинение «Мамаша Кураж и ее дети

Бертольд Брехт

Мамаша Кураж и ее дети

(Перевод Б.Заходера и Вс.Розанова)

Хроника времен Тридцатилетней войны

Стихи в переводе С. Апта

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Мамаша Кураж.

Катрин - ее немая дочь.

Эйлиф - ее старший сын.

Швейцарец - ее младший сын.

Вербовщик.

Фельдфебель.

Военачальник.

Полковой священник.

Каптенармус.

Иветта Потье.

Одноглазый.

Другой фельдфебель.

Старик-полковник.

Молодой солдат.

Пожилой солдат.

Крестьянин.

Жена его.

Крестьянский парень.

Еще один крестьянин.

Крестьянка.

Молодой крестьянин.

Прапорщик.

Весна 1624 года. Военачальник Оксеншерна набирает в Даларне войско для похода на Польшу. У маркитантки Анны Фирлинг, известной под именем мамаши

Кураж, уводят в солдаты сына.

Тракт у городской заставы. Фельдфебель и вербовщик.

Оба продрогли.

Вербовщик. Ну, где тут войско наберешь? Удавиться впору, ей-богу! Белено к двенадцатому представить четыре эскадрона полного состава. Самого командующего приказ! Да ведь народ здесь до того лукавый, что я сна лишился. Уж без разбора берешь - и припадочных, и с цыплячьей грудью!.. Подцепил одного такого - ну, кажется, все чин чином: подпоил его, он подписку дал, я за водку заплатил... а чую недоброе... До ветру выйдет, я и то за ним. Только отвернулся - хвать!.. Ушел мой рекрут, как вошь из-под ногтя! Ни чести, ни совести у людей не осталось, присяги не исполняют, бога не боятся! Я тут веру в человечество потерял!

Фельдфебель. Давно в этих краях войны не было, вот что я скажу. Оттого мораль в упадок пришла. Мир долго стоял - вот и распустились. Где ж порядку быть, коли войны нет? В мирные времена народ что бурьян растет. Человек ли, скотина ли - только даром хлеб жрет! Да добро бы один хлеб, а то на хлеб сыру, да сверху сала кус! Взять хоть этот городишко: сколько в нем строевых коней, сколько рекрутов, небось и не считали никогда. Был я в такой стороне, где лет семьдесят войны не бывало, там ни у кого и фамилии не оказалось... Никто не знал, кто он такой есть! А где война - шалишь! Там, брат, всему свое место! На все реестр: сапоги - на склад, зерно - в провиантскую, люди по порядку номеров, скотина - на бойню, и пошел! Война порядок любит.

Вербовщик. Золотые слова!

Фельдфебель. Оно конечно, лиха беда начало. Пока война наладится попотеешь. Но уж зато потом все как по маслу пойдет. Сами будут бояться, как бы замирения не вышло. Это все одно как в карты: только сядь, а там уж тебя не оттащишь. Бросать боязно: расплачиваться неохота! А поначалу они, чудаки, войны боятся. Дело-то хорошее, а им, видишь, в диковинку!

Вербовщик. Фельдфебель, глянь, фургон! Две бабы... а двое, никак, парни! Ты заговори старухе зубы, пока я с парнем займусь. Уж если сейчас не выйдет, я греться пойду, чего зря мерзнуть на ветру!

Слышатся звуки губной гармоники. Появляется фургон, его тащат два молодых

парня, в фургоне - мамаша Кураж и ее немая дочь Катрин.

Мамаша Кураж. Доброго здоровья, господин фельдфебель.

Фельдфебель (загораживает дорогу). Здорово, здорово! Вы что за народ?

Мамаша Кураж. Народ торговый. (Поет.)

Эй, командир, дай знак привала,

Своих солдат побереги!

Вот мой фургон. Пусть для начала

Пехота сменит сапоги.

И вшей кормить под гул орудий,

И жить, и превращаться в прах

Приятней людям, если люди

Хотя бы в новых сапогах.

Эй, христиане, тает лед!

Вставайте! Всем пора в поход,

Кто жив и дышит на земле.

Без колбасы, вина и пива

Бойцы не больно хороши.

А накорми - забудут живо

Невзгоды тела и души.

Когда поест, попьет военный,

Ему не страшен злейший враг.

Какой дурак в огне геенны

Гореть захочет натощак!

Эй, христиане, тает лед!

Спят мертвецы в могильной мгле.

Вставайте! Всем пора в поход,

Кто жив и дышит на земле.

Фельдфебель. Стой, стой, обозные! Какого полка?

Старший сын. Второго финского.

Фельдфебель. Покажи бумаги!

Мамаша Кураж. Бумаги?

Младший сын. Да это ж мамаша Кураж!

Фельдфебель. Ничего не знаю! Какой там еще кураж?

Мамаша Кураж. Вам ли не знать, господин фельдфебель? Та самая мамаша Кураж, что прямо под ядрами нашим на позиции хлеб привезла. Под Ригой. Не слыхали разве? Поневоле будет кураж, как свое добро пропадает. Ведь пятьдесят хлебов в фургоне было, и все уже плесенью взялись!

Фельдфебель. Ты мне зубы не заговаривай, давай бумаги!

Мамаша Кураж (пошарив в жестяной банке, достает кучу бумаг и слезает с козел). Бумаги? Все тут, глядите! Целая Библия: это. - как огурцы солить, а это - ландкарта Моравии; даст бог, побываем там, а то на черта ее и возить. А тут, погляди, даже печать приложена, что у моей кобылы ящура нет. Одно горе - и самой кобылы давно в помине нет. Верных пятнадцать гульденов стоила животина, славу богу, хоть даром досталась. Бумаг хватает!

Фельфебель. Ты хвостом-то не верти, не на такого напала! Предъяви патент!

Мамаша Кураж. Я с вами как с порядочным, а вы мне - "хвостом не верти"! Это при детях! Охальник какой! Ну, чего привязался? У меня на лице написано: я женщина честная - вот и весь патент! А коли вы читать не можете, не моя забота. Печать прикладывать вас никто не просит!

Вербовщик. Господин фельдфебель, особа эта, по моему разумению, ведет крамольные речи. В войске первое дело - дисциплина!

Мамаша Кураж. А я думала - колбаса.

Фельдфебель. Фамилия?

Мамаша Кураж. Анна Фирлинг.

Фельдфебель. Все, значит, Фирлинги?

Мамаша Кураж. Почему все? Меня пиши Фирлинг, а их не надо.

Фельдфебель. Ребята разве не твои?

Мамаша Кураж. Мои-то мои, а фамилии у них у всех свои! (Указывая на старшего сына.) Этот, к примеру, будет Эйлиф Мойоки, потому как отец его всегда мне говорил, его звать Нойоки, не то Койоки. Малый хорошо его помнит. Правда, он не того помнит, на кого он думает. Тот француз был, такой, с бородкой клинышком. Но умом парень - в отца. Тот ох и смекалистый был! На ходу подметки резал! Так что у нас у каждого фамилия своя.

Фельдфебель. Чего, чего? У каждого своя?

Мамаша Кураж. Да будет тебе прикидываться, не маленький ведь!

Фельдфебель (указывая на младшего сына). А-а! Значит, этот у тебя от китайца, так, что ли?

Мамаша Кураж. Не угадали: От швейцарца.

Фельдфебель. Это от француза, стало быть?

Мамаша Кураж. От какого еще француза? Откуда вы тут француза взяли? Вы уж меня не сбивайте, а то мы так до ночи не разберемся! Сказала, швейцарец он. Звать - Фейош, но не по отцу - того совсем по-другому звали. Хороший мастер был, крепости строил. Но - пропойца.

Мамаша Кураж. Заткнись, обормот финляндский.

Эйлиф. Швейцеркас тоже хочет в солдаты.

Мамаша Кураж. Новое дело! Придется и вам тянуть жребий, всем троим. (Уходит в глубь сцены и метит крестами клочья пергамента.)

Вербовщик (Эйлифу). Говорят, что в шведском лагере одни святоши, но это гнусная клевета наших врагов. Поют у нас только по воскресеньям, одну строфу, и то лишь те, у кого есть голос.

Мамаша Кураж (возвращается со шлемом фельдфебеля). Хотят удрать от матери, черти, рвутся на войну, как телята к соли. Вот сейчас погадаем, и они увидят, что, когда тебе говорят: "Пойдем, сынок, ты станешь офицером",-нечего уши развешивать. Очень боюсь, фельдфебель, что они у меня не уцелеют на войне. У них ужасные характеры, у всех троих. (Протягивает шлем Эйлифу.) На, тяни свой жребий.

Эйлиф вынимает из шлема и развертывает клок пергамента.

(Вырывает его у него из рук.) Ну вот тебе, крест! Ох, несчастная я мать, горемычная родительница. Неужели он погибнет? Погибнет во цвете лет? Если он станет солдатом, он не выживет, это ясно. Слишком он смелый, весь в отца. Если он не будет умником, он разделит участь всего земного, гаданье это доказывает. (Голос ее становится властным.) Будешь умником?

Эйлиф. А почему же нет?

Мамаша Кураж. Так вот, ты будешь умником, если останешься с матерью, и пусть они себе смеются над тобой и называют тебя мокрой курицей -- тебе наплевать.

Вербовщик. Если ты уже наложил в штаны, то лучше мне иметь дело с твоим братом.

Мамаша Кураж. Я же сказала -- тебе наплевать. Вот и плюй! А теперь тащи жребий ты, Швейцеркас. За тебя я не так боюсь, ты малый честный.

Швейцеркас роется в шлеме.

Ох, что это ты так странно смотришь на листок? Ты-то уж, конечно, вынул чистенький. Не может быть, чтоб с крестом. Тебя-то уж я не потеряю. (Она берет листок.) Крест? И у него тоже! Может быть, потому, что он такой простак? Ох, и ты тоже пропадешь, если не будешь вести себя честно, как ты с пеленок приучен, и, скажем, покупая хлеб, прикарманишь сдачу. Только честность может тебя спасти. Погляди-ка, фельдфебель, разве это не черный крест?

Фельдфебель. Верно, крест. Не понимаю только, почему это я вдруг вытянул крест. Я никогда не лезу вперед. (Вербовщику.) Она не жульничает. Своим парням она напророчила то же самое.

Швейцеркас. И мне напророчила. Но я не боюсь.

Мамаша Кураж (Катрин). Теперь только за тебя я спокойна, ты сама крест: у тебя доброе сердце. (Протягивает ей шлем, но листок вынимает сама.) С ума сойти. Не может быть, я, наверно, ошиблась, когда перемешивала. Смотри, Катрин, не будь слишком добродушна, на твоем пути тоже крест. Веди себя тихо, тебе это нетрудно, ведь ты же немая. Ну вот, теперь вы все знаете. Будьте все осторожны, вам это нужно. А теперь -- по местам, и поехали. (Она возвращает фельдфебелю шлем и взбирается на фургон.)

Вербовщик (фельдфебелю). Придумай что-нибудь.

Фельдфебель. Я плохо себя чувствую.

Вербовщик. Должно быть, ты простыл на ветру без шлема. Поторгуйся с ней. (Громко.) Ты бы хоть взглянул на пряжку, фельдфебель. Ведь эти добрые люди живут своей торговлей, разве не так? Эй, вы, фельдфебель хочет купить пряжку!

Мамаша Кураж. Полгульдена. Настоящая цена этой пряжке два гульдена. (Слезает с фургона.)

Фельдфебель. Пряжка не новая. Здесь такой ветер, надо рассмотреть ее как следует. (Берет пряжку и идет за фургон.)

Мамаша Кураж. По-моему, совсем не дует.

Фельдфебель. Может, она и стоит полгульдена, все-таки серебро.

Мамаша Кураж (идет к нему за фургон). Здесь добрых шесть унций.

Вербовщик (Эйлифу). А потом мы выпьем по стаканчику, мы ведь мужчины. Задаток у меня с собой, пойдем.

Эйлиф колеблется.

Мамаша Кураж. Так и быть, полгульдена.

Фельдфебель. Не понимаю. Я всегда стараюсь держаться позади. Фельдфебель -- уж чего безопасней? Всегда можно других послать вперед, чтобы они покрыли себя славой. Даже обедать охота пропала. Я себя знаю, теперь кусок не полезет в горло.

Мамаша Кураж. Нельзя из-за этого так убиваться, чтобы даже аппетит пропадал. Не суйся вперед, и все дела. На вот, хлебни водки, братец. (Дает ему водки.)

Вербовщик (взял Эйлифа под руку и тянет его за собой в глубь сцены). Тебе дают десять гульденов чистоганом, и ты герой, ты сражаешься за короля, и бабы дерутся из-за тебя. И можешь дать мне по морде за то, что я тебя оскорбил. (Оба уходят.)

Немая Катрин соскакивает с фургона и издает нечленораздельные звуки.

Мамаша Кураж. Сейчас, Катрин, сейчас. Господин фельдфебель еще не расплатился. (Пробует на зуб полгульдена.) Я люблю всякую монету проверить. Я, фельдфебель, уже нарывалась. Нет, монета в порядке. А теперь поехали дальше. Где Эйлиф?

Швейцеркас. Он ушел с вербовщиком.

Мамаша Кураж (после паузы). Эх ты, простак. (Катрин.) Я знаю, ты не можешь говорить, ты не виновата.

Фельдфебель. Хлебни-ка и ты водки, мать. Такие-то дела. Солдат -- это еще не так плохо. Ты хочешь кормиться войной, а сама со своими детьми думаешь отсидеться в сторонке?

Мамаша Кураж. Теперь придется тебе вместе с братом тащить фургон, Катрин.

Брат и сестра впрягаются в фургон и трогают с места. Мамаша Кураж идет рядом. Фургон катится дальше.

Фельдфебель (глядя им вслед).

Войною думает прожить.

За это надобно платить.

В 1625--1626 годах мамаша Кураж колесит по Польше в обозе шведской армии. Близ крепости Вальгоф она встречает своего сына. Удачная продажа каплуна и расцвет славы смельчака-сына.

Палатка командующего. Рядом с ней кухня. Слышна канонада. Повар торгуется с мамашей Кураж, которая хочет продать ему каплуна.

Повар. Шестьдесят геллеров за эту паршивенькую птичку?

Мамаша Кураж. Паршивенькая птичка? Да это же жирная скотина! Неужели этот обжора-командующий не может выложить за него каких-нибудь несчастных шестьдесят геллеров? Горе вам, если вы оставите его без обеда.

Повар. Да я на десять геллеров дюжину таких куплю угодно.

Мамаша Кураж. Что, такого каплуна вы достанете где угодно? Это в осаде-то, когда с голодухи у всех глаза на лоб скоро вылезут? Полевую крысу вы, может быть, и достанете, я говорю "может быть", потому что всех крыс сожрали и за одной голодной полевой крысой пять человек гоняется чуть ли не полдня. Пятьдесят геллеров за огромного каплуна во время осады!

«Мамаша Кураж и ее дети» — пьеса Б. Брехта. Пьеса написана в 1939 г. накануне Второй мировой войны. Премьера состоялась в Цюрихе в 1941 г., 11 января 1949 г. пьеса была поставлена в театре «Берлинер Ансамбль». В «Мамаше Кураж» Брехт практически полностью воплотил теоретические принципы «эпического театра», созданного им как альтернатива театру драматическому («аристотелевскому»). Новые художественные идеи писателя рождались из его страстного желания преобразовать старый театр и превратить его из «рассадника иллюзии» и «фабрики снов» в театр, воспитывающий в зрителе классовое сознание, вызывающий у него стремление к революционному изменению мира.

Согласно теории Брехта, эпический театр должен рассказывать о событии, а не воплощать его, обращаться не к чувствам, а к разуму. Для этого необходимо создать между зрителем и сценой дистанцию, чтобы он дальше и больше понимал, чем сценический персонаж. В основе такого взаимоотношения лежит созданный Брехтом прием, получивший название «эффект отчуждения». Суть его в показе жизненных явлений и человеческих типов с какой-либо неожиданной стороны для более глубокого понимания явления, для пробуждения у зрителя критической и аналитической позиции, в противовес состраданию традиционного драматического театра.

В «Мамаше Кураж» Брехт обращается к событиям времен Тридцатилетней войны XVII века. Воспроизведение прошлого должно было предостеречь от страшных последствий наступающего будущего. Брехт апеллирует к человеку из «толпы», не возражающему против войны, так как считает, что равнодушие и позиция невмешательства «маленького» человека в политические игры сильных мира сего — главная причина общественных катастроф во все времена.

Главная героиня пьесы — маркитантка Анна Фирлинг по прозвищу «мамаша Кураж». Она и ее дети — сыновья Эйлиф и Швейцарец и немая дочь Катрин — с фургоном, груженным ходовым товаром, бродят по дорогам войны, «войною думая прожить». Сам образ женщины выписан Брехтом в совершенно неожиданном ракурсе. Драма матери, сказавшей войне «да», для которой человеческая бойня — благо, деньги, нажива, усиливает губительное и разрушающее все человеческое воздействие войны. Между началом пьесы и ее концом проходит двенадцать лет, они изменили облик и благосостояние матушки Кураж (она постарела, потеряла всех своих детей, почти разорилась), но не изменились ее суть и ее отношение к войне. Она продолжает тянуть свой фургон в надежде на лучшие дни, только бы не кончилась война, ее кормилица.

Философская идея Брехта о несовместимости материнства (и шире: жизни, радости, счастья) с военной коммерцией выражена в форме параболы (повествование удаляется от современного мира, а затем, как бы двигаясь по кривой, снова возвращается к оставленному предмету и дает его философско-этическое осмысление и оценку). Параболичен сюжет, отдельные ситуации, эпизоды, связанные с поочередной утратой мамашей Кураж ее детей: в каждом из них воплощена коллизия торговки и матери, человеческого и войны.

Брехт в «Мамаше Кураж», как и в других пьесах, использует ряд приемов, необходимых для создания «эффекта отчуждения». Это монтаж, соединение частей, эпизодов без их слияния. Это зонги (песни), исполняемые героями, в обобщающей форме представляющие их мировоззрение, жизненные позиции, а также призванные выявить отношение автора и актеров к этим персонажам. Брехт предупреждал актеров о дистанцированном, «отчужденном» исполнении этих песен, так как в них должны чувствоваться обвинение и критика персонажей автором и исполнителями.

Образ мамаши Кураж вызвал бурную дискуссию в немецком литературоведении. Главный упрек Брехту — ничему не научившаяся и не изменившаяся мать может вызвать пессимистическое настроение. Брехт ответил очень кратко: прозреет мамаша Кураж или нет — это не так уж важно, автор должен достичь прозрения зрителя. По мнению Брехта, отрицательный пример более убедителен для человека, способного увидеть в мамаше Кураж своего двойника и сделать соответствующие выводы.

Знаменитой исполнительницей роли Кураж была актриса Елена Вайгель, жена Б. Брехта. На советской сцене пьесу ставили режиссеры М.М. Штраух, М.А. Захаров, телевизионную экранизацию осуществил С.Н. Колосов.

МАМАША КУРАЖ (нем. Mutter Courage) - героиня пьесы Б.Брехта «Мамаша Кураж и ее дети». События, происходящие в пьесе, относятся ко времени Тридцатилетней войны и продолжаются около двенадцати лет: с весны 1624 по январь 1636 года. Маркитантка Анна Фирлинг, прозванная мамашей Кураж за бойкость и ловкость, колесит по дорогам войны на своей повозке, набитой самыми разными товарами: от еды и кожи до шелковых рубашек и пуговиц. Везут повозку на себе два молодца, сыновья Анны - Эйлиф и Швайцеркас, а в крытом фургоне сидят сама М.К. и ее дочь немая Катрин. Анна Фирлинг - порождение своего времени и его жертва. Она практична, наделена деловой хваткой, знает, как заработать на войне, поэтому становится маркитанткой, обслуживающей войска, умеющей дерзко объясняться с патрульными и драть три шкуры с каждого офицера и солдата. Всего богатства у нее - фургон с вещами и трое детей. Это богатство маркитантки и матери. М.К.- типаж и индивидуальность. Она типична, как порождение войны и мещанского практицизма, она индивидуальна, как образ, полный обаяния, шарма и жизненной энергии. М.К.- вполне цельный человек. Она не желает отдать тонкие офицерские рубашки для перевязки раненых, ведь это означает поступить непрактично. В первом варианте пьесы, поставленном в Цюрихе, Кураж, скрепя сердце, ругаясь, сама разрывала тонкую ткань и перевязывала раненого, поддавшись своим женским и человеческим чувствам. Это дало возможность зрителям и критикам расценить М.К. как жертву рока, несчастную мать, способную на сострадание. Тогда Брехт изменил сцену. Теперь в его пьесе все было жестко и недвусмысленно: Анна отказывалась пожертвовать товаром ради спасения ближнего, рубашки у нее вырывали священник и Катрин. М.К.- многоплановый образ: она то жестока и неумолима, то добра и отважна. Неизменно в ней только одно - привязанность к кибитке с товаром. В конце пьесы Брехт ставит героиню перед нравственным выбором. Влюбленный в нее повар Питер, бесшабашный сердцеед и циник, предлагает ей тихое место в Голландии, свой дом, свой кабачок. Питер любит Анну, и она любит его. Условие только одно: М.К. должна оставить в разоренной Германии Катрин, ставшую обузой. И замерзшая, голодная мать отказывается от собственного счастья ради угрюмой, безнадежной дочери. Иначе было с сыновьями. Вербовщики насильно увезли Эйлифа. Необходимость спасти приговоренного к расстрелу Швайцеркаса борется в ней со скупостью, она никак не может заплатить за жизнь сына такую разорительную сумму. Когда же решается, уже поздно. Сын убит. Даже в сцене, когда Анна должна опознать в убитом своего сына, видна ее рассудочность. Она немеет подобно своей лишенной дара речи дочери, крик застревает в горле. Часто в постановках этот эпизод пытались пересмотреть, считая, что крик героини должен быть слышен публике. Но сила сцены именно в этом немом, беззвучном крике. М.К. не может кричать вслух, потому что тогда офицеры заберут и ее, и Катрин. Жестокая мудрость героини подсказывает ей: сыну уже не помочь, а над ней и дочерью нависла опасность. И М.К. отказывается от тела своего сына. Брехт не случайно обратился именно к образу женщины, служащей войне. Женщина и война несовместимы, особенно если у женщины есть дети. Ни талант, ни смекалка не помогают М.К. спасти детей. Сама она - воплощение войны, причина гибели трех близких ей людей. Эйлифа убили за его непоседливость, Швайцеркаса - за честность, Катрин - за доброту. Никто из них не жил по ее мерке, поэтому все погибли. Антиподом Анны Фирлинг становится Катрин, искалеченная войной девушка, на которую беды сыпались без всякой пощады. Она лишена любви, но переносит все свое женское чувство на детей, которых ей не суждено иметь. Поэтому убогая дурочка Катрин спасает ценой своей жизни спящий город Галле. Разбудить город криком она не может, потому что немая. И Катрин бьет в барабан, пока город не просыпается и пока ее не настигает пуля. Это - красивая смерть. Такой не дано М.К., все, что ей осталось, - это тянуть нищую повозку по разграбленной Германии. Премьера «Мамаши Кураж» состоялась 11 января 1949 года в Немецком театре, через два с половиной месяца после возвращения Брехта на родину. Хелена Вайгель играла роль М.К., А.Хурвиц - роль Катрин. На сцене не было декораций. Бричка Кураж ехала по кругу, а круг сцены вращался в другую сторону, как обратное движение жизни. Слова зонга призывали: «Думай о себе!» Спектакль, показанный и в Западной Германии, и в России, и в других странах, имел ошеломляющий успех. Лит.: Райх Б. Брехт. Очерк творчества. М., 1960. С.143; Варгафтик Е. Елена Вайгель. Л., 1976.

Пьеса построена в виде цепочки картин, которые обрисовывают отдельные эпизоды из жизни маркитантки второго финского полка. Маркитантами называли торговцев, которые сопровождали войска в походах. Мамаша Кураж не имеет никаких иллюзий касательно идейной подоплеки войны и относится к ней крайне прагматично – как к способу обогащения. Ей совершенно безразлично, под каким флагом торговать в своем дорожном магазинчике, главное, - что бы торговля была удачной. Кураж также приучает к коммерции и своих детей, которые выросли в условиях бесконечной войны. Как любая заботливая мать, она заботится о том, что бы война их не зацепила. Однако, против ее воли, война неумолимо забирает у нее двух сыновей и дочь. Но, даже потеряв всех детей, маркитантка в своей жизни ничего не меняет. Как и в начале драмы, в финале она уперто тащит свой магазинчик.

Старший сын – Эйлиф, воплощает храбрость, младший сын Швейцеркас – честность, немая дочь Катрин – доброту. И каждого из них губят их лучшие черты. Таким образом, Брехт подводит зрителя к выводу, что в условиях войны, человеческие добродетели приводят к гибели их носителей. Картина расстрела Катрин – одна из самых сильных в пьесе.

На примере судьбы детей Кураж, драматург показывает «изнанку» человеческих достоинств, которая открывается в условиях войны. Когда Эйлиф забирает у людей скот, становится видно, что храбрость превратилась в жестокость. Когда Швейцеркас прячет деньги за собственной жизнью, невозможно не удивиться его глупости. Немота Катрин воспринимается, как аллегория беспомощной доброты. Драматург подталкивает задуматься над тем, что в современном мире, добродетели должны измениться.

Идею трагичной обреченности детей Кураж в пьесе обобщает иронический «зонг» о легендарных личностях человеческой истории, которые, якобы, также стали жертвами собственных достоинств.

Большую часть вины за сломанные судьбы Эйлифа, Швейцеркаса и Катрин, автор возлагает на их мать. Не случайно в драме их гибель монтируется с коммерческими делами Кураж. Пытаясь, как «деловой человек» выиграть в деньгах, она каждый раз теряет детей. Тем не менее, было бы ошибкой считать, что Кураж жаждет лишь наживы. Она весьма колоритная личность, даже привлекательная в чем-то. Цинизм, характерный для ранних произведений Брехта, соединился в ней с духом неповиновения, прагматизм – со смекалкой и «куражом», торговый азарт – с силой материнской любви.

Главная ее ошибка состоит в «коммерческом» избавленном от моральных чувств подходе к войне. Маркитантка надеется прокормиться войной, а получается, что, по словам фельдфебеля, сама кормит войну своим «приплодом». Глубокий символический смысл содержит сцена ворожбы (первая картина), когда героиня, своими руками рисует на клочках пергамента черные кресты для собственных детей, а после перемешивает эти клочки в шлеме (еще один эффект «отчуждения»), шутливо сравнивая его с материнским чревом.

Пьеса «Мамаша Кураж и ее дети» - одно из самых важных достижений «эпического театра» Брехта . Мамаша Кураж выступает как символ искалеченной Германии. Однако, содержание пьесы выходит далеко за рамки немецкой истории ХХ в.: судьба мамаши Кураж и воплощенное в ее образе строгое предостережение касается не только немцев конца 30-х гг. – начала 40-х гг., но и всех кто смотрит на войну как на коммерцию.